"Look Me In The Eye" Глава 14

Глава 14
Первая дымящаяся гитара

Обычно в огромном здании «Бритро» я работал почти один, если только со мной не было Мишки. Я занимался делами в подсобке, а Сет и еще пара сотрудников возились с оборудованием в студии. Поэтому в один из дней 1978 года, придя со своими чемоданчиками запчастей и инструментов, я очень удивился, обнаружив возле здания целую толпу народа. Изнутри доносилась громкая музыка, и, войдя внутрь, я узнал песню. К нам приехала группа KISS.
читать дальше– Они арендовали студию, чтобы подготовиться к туру, – объяснил Сет. – Так что пусть они тут сами по себе, а мы поработаем в задних комнатах. Идет?
Идет. И я принялся за очередную груду дохлых усилителей.
Со своего места я видел студию и заметил, как Эйс Фрейли, гитарист, копается в корпусе своего инструмента. Мне стало любопытно, и я подошел к нему.
– Что это вы делаете? – спросил я.
– Эй, ты ведь инженер, да? – не дожидаясь ответа, он продолжил. – Я хочу заложить в гитару дымовую шашку. Чтобы в конце моего соло она загорелась.
– Я мог бы это устроить. Можно посмотреть?
Оказалось, Эйс прорезал отверстие в передней стенке гитары и вставил туда шашку. Идея была в том, что он ее подожжет, и гитару окутает облако дыма, пока он играет соло. Затея хорошая, но воплощение оставляло желать лучшего.
– Ну и ерунда у вас тут, – тактично сказал я. Потом минуту подумал. – Можно сделать металлическую коробочку, закрепить ее в корпусе, а внутрь положить шашку. Так будет гораздо лучше.
– Точно, и дерево не загорится, так что дым будет дольше идти.
– Можно даже заизолировать коробку. А вместо огня сделать лампочки.
Эйс ухватился за эту идею. Оказалось, что мысль о лампочках уже приходила ему в голову.
– Может, вот такие? – он показал мне лампочку. – Они для самолетов или кинопроекторов, что-то вроде того.
Эйс никогда не отличался точностью в деталях. Впрочем, откуда бы они ни взялись, гореть лампочки обещали ярко.
– У вас найдется лишняя гитара? – спросил я.
– Черт, если ты это сделаешь, у меня найдется сколько угодно гитар, – он окликнул человека, отвечающего за его аппаратуру. – Эй, Текс, пусть с «Гибсона» завтра пришлют этому парню гитару! – Потом его осенила мысль, и он повернулся ко мне. – Как зовут-то тебя?
– Джон Робисон, – ответил я.
Эйс явно не считал, что имя «Джон» описывало меня должным образом.
– Будем звать тебя Усилок! – объявил он, поскольку знал, что я занимаюсь усилителями. Похоже, я был не единственным, кто придумывал людям свои имена. Когда в фильме «Зверинец» Джон Белуши давал имя Камбале, я хорошо его понимал.
Модель «Лес Пол» фирмы «Гибсон» считалась золотым стандартом среди гитар. Та, на которой играл Эйс, стоила почти тысячу долларов. И вот теперь он велит своему помощнику, чтобы завтра мне прислали такую же, вот так запросто. Вот что означает власть и слава в мире музыки.
Тем вечером я отправился домой с новым заданием. Я никогда раньше не занимался спецэффектами, но Эйс этого не знал, и я не собирался ему говорить. До сих пор мои эксперименты ограничивались детскими проделками – ничего столь масштабного, как сейчас. Когда я думал об этом, становилось не по себе. Что, если я все провалю?
«Все получится», – сказал я себе, пока ехал домой. И я знал, кто мне в этом поможет: мой друг Джим Боутон, тот самый, с плавильной печью и пылающей ванной. Я показал ему гитару на следующий же день, как только курьерская служба доставила мне ее домой. Это была новенькая черная «Les Paul Custom». Я ожидал какую-нибудь некондицию, но гитара казалась такой совершенной, что я боялся до нее дотронуться. Но все же решился.
– Ему нужна гитара, которая взрывается, горит и дымится? И при этом играет? Наш человек! – ухмыльнулся Джим.
Мы уложили гитару на одеяло, расстеленное на капоте его «Фиата 124». Вскоре у нас созрел план. Сначала Джим изготовил металлическую коробочку, которую мы закрепили на задней стенке гитары. Но ничего не вышло – коробка погнулась.
Тогда Джим сделал еще одну, из нержавеющей стали. С помощью фрезы он выпилил отверстие в задней стенке гитары, потом вынул один из звукоснимателей спереди. Коробочка поместилась как раз напротив того места, где он был.
– Теперь мы вырежем стальную пластинку в форме звукоснимателя и поставим пружину, чтобы она открывалась, и оттуда валил дым. И нужно сделать изоляционную прокладку, а то Эйс обожжется, пока играет. Она же раскалится!
Текс, помощник Эйса, названивал мне через день, чтобы узнать, как идут дела. Поначалу он был настроен скептически, как и остальная команда.
– Металлическая коробочка? Фальшивый звукосниматель на пружинке? Да вы рехнулись.
Но после того, как Текс пришел и взглянул на наше творение, он тут же уверовал, а за ним и другие. За один вечер недоверчивые возгласы превратились в восторженные. «Ух ты! Коробочка! Звукосниматель на пружинке!»
Пока Джим изготавливал коробочку и прочие механические детали, я занимался электроникой. KISS только что начали использовать новейшую технику – беспроводные радиосистемы “Shaffer Vega” – для передачи сигнала с гитары на усилитель. Для группы, которая все время скачет по сцене, беспроводная система была очень кстати – меньше проводов, о которые можно споткнуться или выдернуть. Однако, это усложняло мне работу, ведь это значило, что мощные лампочки Эйса должны будут работать от батареек.
Решить проблему помог Текс. Он отыскал маленькую фирму, “Фреццолини Электроникс”, которая делала аккумуляторы для портативных телекамер. Я отправился к ним – в промзону города Хоторн в Нью-Джерси. Джек Фреццолини и Джим Кроуфорд устроили мне настоящую экскурсию. Было приятно, что со мной обращались, как с солидным инженером, а не как с подростком. Мы вышли в зал, где техник спаивал отдельные аккумуляторы в блоки разных форм и размеров. Готовые блоки затем обтягивались голубым пластиком.
Там же, на монтажном столе, лежали аккумуляторы, изготовленные для меня. Размером блок был где-то пять на шесть дюймов, не более дюйма в толщину и весил пару фунтов.
– Этого вам хватит с запасом, – сказал Джек.
– Вы уверены? – скептически спросил я.
– Черт, да от них автомобиль можно завести! Смотрите.
Мы подошли к паре мощных ламп, и Джек подключил к ним один из моих блоков. Лампы загорелись, залив комнату таким ярким светом, что мне пришлось отвернуться.
– Мы разработали эти аккумуляторы, чтобы телевизионщики могли использовать прожекторы и снимать в любых условиях, – объяснил он. – Как, по-вашему, они делают репортажи об автомобильных авариях, или о спасении людей в горах, или о животных в лесу? Они используют наши аккумуляторы, точно такие же.
Я проникся к ним уважением. Фирму «Фреццолини» я покинул с двумя блоками аккумуляторов и двумя зарядными устройствами.
– Счет я пришлю группе, – сказал Джим.
Здорово, подумал я. Целая контора людей, которые оплачивают за тебя счета и улаживают дела. Может, когда-нибудь и у меня будет так же.
Когда мои идеи воплощались в жизнь, меня переполнял восторг. Приятно было видеть и слышать, как они становятся частью настоящего шоу. Зрители смотрели в изумлении на мои затеи и отвечали взрывом аплодисментов и одобрительных криков. В такие моменты было здорово быть «отщепенцем». Если посмотреть вокруг, все творческие люди, причастные к музыке, были в том или ином смысле отщепенцами, и я прекрасно чувствовал себя среди них. Единственными «нормальными» были менеджеры, а с ними я редко имел дело. Мне нравились музыканты и те, кто их окружал, и симпатия выглядела взаимной.
У меня была девушка и машина. Я сбежал от своих полоумных родителей. Я работал на одну из крутейших групп в мире. И даже получал неплохие деньги. Группа “Fat” платила мне восемьдесят долларов в неделю, а теперь я столько же зарабатывал за пару часов. Спустя долгое время жизнь наконец-то стала налаживаться.
По крайней мере, так мне казалось, когда все шло хорошо. Когда что-то не ладилось, в голове моей шептались голоса:
«Ты просто дуришь людям мозги.»
«Эта хрень никогда не будет работать.»
«Что люди скажут, когда придут забирать заказ, а увидят кучку деталей на твоем столе?»
Иногда, когда я занимался гитарами KISS, меня охватывало напряжение и беспокойство. Тогда я начинал работать еще усерднее. Что еще оставалось? Я должен был заставить гитары работать так, как обещал.
Нужно было учесть тысячу мелочей. Например, проблема с фальшивым звукоснимателем – пластинкой, которая открывалась и выпускала дым и свет. Она была сделана нержавейки – стоит ли ее покрасить? Я боялся, что краска испортится от копоти дымовых шашек.
У Текса нашлось идеальное решение: наклейки. У него даже был знакомый, который их делал. Он напечатал нам наклейку, которая выглядела, как звукосниматель, и с ее помощью мы замаскировали стальную дверцу. Можно было менять наклейки перед каждым концертом, чтобы звукосниматель выглядел как новый. Это была отличная идея, и она сработала. Кроме того, я увеличил отверстие в задней стенке гитары, чтобы туда поместились аккумуляторы и прочая электроника.
Дымящаяся гитара была моим первым опытом работы в команде. Аккумуляторы, лампочки, дымовые шашки. Джим резал и сваривал металлические детали, Мишка неустанно паяла – вместе у нас здорово получалось.
Наконец, все было готово. Мы превратили обычную гибсоновскую гитару в огнедышащего монстра. Снаружи она выглядела как любая другая гитара «Лес Пол». Но если повернуть нижний регулятор громкости, срабатывала пружина, поджигалась дымовая шашка и яркий свет вырывался из отверстия. Сочетание дыма и света давало потрясающий эффект. Пора было опробовать все это в Нью-Йорке.
Я никогда раньше не работал на знаменитостей. KISS были одной из известнейших групп в мире, и я гордился, что они выбрали меня, чтобы сделать эту гитару. Я размышлял, что же будет дальше. Я тоже стану знаменитым? У меня будет больше работы? Когда я прибыл на место, Эйс взял мою гитару в руки и уставился на ее начинку, видневшуюся через прозрачную пластиковую вставку в задней стенке.
– Полный отпад. Надо проверить ее в деле. Текс, дай нам сюда пару шашек!
Когда обе шашки загорелись, из гитары повалил дым и заполнил всю комнату. Однако, шашки не собирались гаснуть – они разгорелись настолько, что на гитаре лопнули две струны. Увидев это, я испугался, что изоляция не выдержит.
– Вот это да!
Эйс был в восторге. И зрители тоже, как только это увидели. Дымящуюся гитару Эйс пустил в ход в песне “2000 Man”. Публика обожала эту песню – а теперь и вовсе ревела от восторга, когда в гитаре вспыхивал огонь и изнутри валил дым. После первого выступления Эйс подошел ко мне.
– Слушай, это просто обалденно. Что бы нам еще такого придумать?
Та гитара стала лишь первой в череде самых разных гитар, которые мы сделали за следующие несколько лет. Эйс фонтанировал идеями. Я приступал к разработке, когда начинались гастроли, и продолжал совершенствовать свои гитары, пока мы путешествовали. Спецэффекты становились все лучше и лучше. Мне очень нравилось все это, и Эйсу тоже.
Всю жизнь я был непопулярным, и теперь вдруг ощутил, как все переменилось. Родственники, которых я не видел с тех пор, как мне было пять, объявлялись у служебного выхода со сцены, заверяя в своей любви и выпрашивая «парочку пропусков за кулисы, если сможешь». Обычно я мог.
Попадались мне не только родственники. О сексуальных аппетитах наших парней ходили легенды, и я нередко натыкался на их «подружек». Однажды в Мэриленде мы зарезервировали весь верхний этаж лучшего в штате отеля и зарегистрировались под вымышленными именами. Несмотря на наши усилия, поблизости всегда ошивались толпы фанаток. После концерта я устало протащился мимо них и направился к лифтам. Со мной внутрь зашли еще две девушки. Они были довольно красивы и весьма вызывающе одеты. Одну я помню до сих пор – у нее были рыжие волосы и красная шелковая блузка, расстегнутая почти до пупка. И высокие каблуки. Хотя на проститутку она не была похожа. (К тому времени я повидал достаточно проституток, чтобы уловить разницу.) Просто она выглядела весьма агрессивно, если можно сказать.
Я нажал кнопку последнего этажа, потом повернулся к ним и спросил:
– Вам какой этаж?
– Тот же, – ответила девица в красной блузке.
– А приглашение у вас есть? А то наши охранники вас не пустят.
– Мы идем отсосать Джину Симмонсу, – невозмутимо сказала она. – Он нас ждет.
– Понятно, – медленно сказал я. Что еще мне было сказать? Добравшись до верха, я направился в свою комнату, а они – к Симмонсу. Их действительно там ждали.
Подобное я наблюдал каждый вечер, но девица в красной блузке почему-то особенно запомнилась. Возможно, дело было в ее уверенности – я такое чувствовал только рядом с Мишкой. Тем вечером я закрылся в своем номере и стал работать над усовершенствованием очередной гитары. В одиночку.
Понемногу я становился экспертом по спецэффектам для KISS. Но так было в их мире. Возвращаясь домой, я вновь окунался в свой собственный мир, куда более прозаичный. Толпа, шум, сцена – все исчезало, как будто никогда и не было. Собственно, так и считали некоторые жители крошечного Амхерста – что я все это выдумал.
Перед тем, как отправиться в тур, мы выстроили все шоу и репетировали его на Лонг-Айленде. Несколько раз я брал с собой Прохвоста. Он был в восторге. Он пошел в седьмой класс, и одним из его школьных заданий было написать сочинение, как он провел каникулы. И он, разумеется, написал: «Мой брат работает с группой KISS. Он взял меня на репетицию в Нассау, и я познакомился с Полом Стэнли и Джином Симмонсом. Я видел их без грима, а они рассказывали мне неприличные анекдоты.»
В те дни увидеть участников KISS вживую было чем-то непостижимым, а тем более, без их фантастического грима. Поэтому брата отправили к школьному психологу по поводу его «бурных фантазий», от которых он не желал отказываться.
На следующий день я пошел в школу вместе с ним, чтобы во всем разобраться.
– Какого черта вы прицепились к моему брату? – спросил я психолога. К 21 году я не научился такту, но умел излагать свои мысли прямо и жестко. К тому же, воспоминания о моих собственных школьных злоключениях были еще очень свежи.
Не знаю, что подействовало сильнее – мое честное лицо, мои внушительные габариты или моя грубость. А может быть, фотографии, которые я носил в золотом чемоданчике, подаренном Эйсом и оклеенном изнутри пропусками за кулисы. Как бы то ни было, с тех пор учителя не сомневались в рассказах Прохвоста о KISS.
– Вот ведь сборище придурков, – буркнул я брату, выходя из школы.
– Ага, – согласился он. Вскоре он последовал моему примеру и бросил школу через несколько месяцев.
Меня всегда забавляла реакция людей на подобные вещи. Им казалась невероятной сама идея, что я работаю с KISS. Для меня это была просто интересная работа. Кому-то надо ее делать – почему бы не мне?
– Поверить не могу, что ты знаком с Эйсом Фрейли! Он же мой кумир! Расскажи, какой он, – тараторила Анна, продавщица в пиццерии «Супериор», куда я зашел за пирожками с перцем и луком. Я никогда не знал, как отвечать на такие вопросы. «Они просто музыканты», – думал я. – «Что тут рассказывать?»
Однажды я попытался ответить.
– Да он обычный парень, – сказал я. – Темные волосы, ростом чуть ниже меня.
– Перестань! – возмутилась она. – Никакой он не обычный! Я без тебя знаю, как он выглядит! – с этими словами она сама принялась расписывать мне, каков ее кумир, и не умолкала минут пять. Я выскользнул из пиццерии и пошел чистить мотоцикл. Надо было как-то отделаться от нее, но я не мог уйти, пока не получу свой заказ. Анна увязалась за мной.
– Ну, а Джин?
– Какой Джин? – рассеянно спросил я, полируя хромированную выхлопную трубу.
– Джин Симмонс! Говорят, что он может лизнуть себе глаз. Это правда?
«Господи, – подумал я. – Когда же это закончится…»
– Ну… Язык у него длинный, это да. И девушки его любят.
Я не знал, что еще сказать. К счастью, в этот момент из дверей вышел ее босс с моим заказом, и это позволило мне покинуть Анну и ее Безумный Мир Рок-Звезд.
Не знаю, дело в синдроме Аспергера или во мне, но на меня никогда не действовала «звездность». Каким бы ни был знаменитым музыкант, для меня он оставался парнем со сломанной гитарой или идеей насчет спецэффекта. Но мне никак не удавалось объяснить людям эту простую вещь.
– Ты чересчур скромничаешь, – говорили те, кто относился ко мне хорошо.
– Ты просто самодовольный кретин, – говорили те, кому я не нравился.
Правда была в том, что для меня существовали лишь мои инженерные творения. Гитарист для меня был все равно что пилот гоночной машины. А я – механик, который собирает и чинит двигатель. Мы были в одной команде, но вел машину не я. Я даже не видел гоночной трассы. Моим миром были двигатели.